Будем рады помочь вам
Сайт для свободных писателей и написателей
Конец света
21 декабря я забил на работу. Вместо того, чтобы наспех проглотить бутерброд, запить его чашкой чая и бежать в опостылевшую автомастерскую, где меня ждут разобранные двигатели, мятые бамперы и севшие аккумуляторы, я залез в горячую ванную, закурил сигару и, попивая коньяк прямо из горлышка, откисал, пока не стала остывать вода. Потом тщательно выбрился, уложил волосы гелем и феном, и остался вполне доволен собой, посмотрев в запотевшее зеркало.
Надел новую, специально купленную для этого случая рубашку, выходные брюки, новые носки. Галстук решил всё-таки не надевать. Не люблю я галстуки. И так сойдёт.
Позавтракал яичницей с огромным куском жареного бекона. Не успел допить кофе, как раздался телефонный звонок.
– Ты почему не на работе? – услышал я недовольный голос босса.
Я назвал его придурком и сказал, что только идиот в день конца света выйдет на работу. Он было возмутился, но я послал его матом и отключился. Телефон зазвонил снова. Хорошо, что я не стал сходу материться в трубку, потому что это звонила мама.
– Сынок, как у тебя дела?
– Отлично, мам. Как у вас погодка?
– Конец света. Двадцать градусов жары в декабре – это точно конец света.
– Мам, не забивай себе голову этой чепухой. Какой конец? Какого света?
– Сынок, на всякий случай, мало ли что…я тебя люблю, и это…прости, если что.
– Ма, и я тебя люблю, но как бы рано прощаться. Всё будет нормально.
– Я вчера была на кладбище. Отца проведала. Может, завтра уже свижусь с ним.
– Мам, прекращай. Неужели ты веришь в эти глупости?
Мой тон вряд ли был убедительным. То, что творилось последние месяцы на планете – все эти катаклизмы и революции, катастрофы и кризисы, климатические аномалии не оставляли ни малейшей надежды. Все вокруг только и говорили о надвигающемся апокалипсисе. Кликуши и масс-медиа только и говорили, что о двадцать первом декабря, дне, когда всё это безобразие закончится.
Я подошёл к окну и увидел надвигающуюся чёрную тучу, неминуемо поглощающую остатки неба.
Что ж, наверное, это правда, и это последний день моей жизни, и жизни вообще. Что ж, нужно тогда провести его с толком, чтобы было что рассказать ангелам на небесах или чертям в преисподней. Это уж как карта ляжет.
К концу света я приготовился основательно – холодильник был забит всякими вкусняшками, которые я не успел попробовать до этого дня. Две бутылки настоящего французского шампанского, пять бутылок коньяка. Закуплена коробка батареек на случай отсутствия электричества. Не умирать же мне в полной тишине. Я даже набросал на плеер сборник моих самых любимых песен. Боже, как мало у меня радостей в жизни – жратва и рок-н-ролл. Конечно, ещё и книги. Но умирать с томиком Блока в руках показалось мне перебором.
Нет, была у меня ещё одна радость. И сейчас я должен решиться. Собраться и сделать то, что я постоянно откладывал на потом, а, если честно, то и не верил особо в успех. Так, фантазировал и мечтал, но сейчас – что мне терять. Сейчас самое подходящее время.
Девушка жила на три этажа выше. Её звали Марина и она была чертовски хороша. Мы здоровались с ней чисто по-соседски, и я видел, что не являюсь объектом её грёз. Сколько раз я собирался заговорить с ней, но постоянно тушевался. Но сегодня – последний шанс, который я не имею права упустить. Другого случая, скорее всего не будет.
Я вышел в подъезд и тут, как назло, на лестничном пролёте встретил Пашку Синяка, который курил, сидя на корточках.
– О, привет, – сказал Пашка, – слышь, Серёга, у тебя выпить ничего нет? Пошёл в магазин – всё закрыто, погода дрянь, трубы горят. А ещё говорят про этот…про конец. Не хочется трезвым помирать. Мне бы хоть чекушечку.
Мне стало жаль его, и я вынес ему бутылку коньяка. Настоящего, французского. Всё равно, мне пять бутылок не осилить.
– Брат, ну ты даёшь? Это правда, мне?
– Тебе, тебе.
– Так, может, вместе разопьём? А то пить самому как-то…
– Нет, прости. У меня другие планы.
Пашка, всё ещё не веря своему счастью, побежал домой, прижав к сердцу заветную бутылку. А я пошёл наверх. Не было ни волнения, ни боязни облома, ни сомнений. Я сразу нажал на звонок.
Открыла Марина, и я сразу пошёл в атаку.
– Пойдём ко мне, – сказал я, и сам удивился своей смелости.
– Ты такой нарядный, – улыбнулась она.
– День такой.
– Ну, тогда и я сейчас наряжусь. Жди, буду через час.
И она закрыла дверь.
Час тянулся мучительно долго. Я курил, стоя у окна и смотрел, на разбушевавшуюся стихию. Туча заволокла всё неба, потемнело, ветер гнул деревья. Дождя не было, но где-то далеко гремело, и горизонт окрашивался кровавым заревом. Улица была пустынна, и я подумал, что, возможно, уже все умерли, что это и есть тот самый конец, и сейчас и у меня остановится сердце, или я вспыхну факелом, или с неба спустятся грозные ангелы, схватят меня за волосы и перережут глотку, а потом сбросят в разверзнувшуюся кипящую бездну.
Но ничего не случалось, только ураган за окном, гремящий карнизами и бьющий в стёкла.
Она пришла. В вечернем чёрном платье, таким неуместным в моей холостяцкой однокомнатной квартире. Она робко улыбнулась и присела на диван. И я забыл обо всём, и плевать я хотел на конец света. Я даже был благодарен ему за то, что он дал повод для нашего свидания.
И очень уместно вырубилось электричество.
Свечи, шампанское, музыка на фоне кромешного ада. Казалось, что мы остались одни на всей планете в маленькой, зависшей над бушующей стихией капсуле однокомнатной квартиры. И страсть выплёскивалась нескончаемыми волнами, страсть отчаяния, как последний вдох.
А потом мы стояли у окна и смотрели, как рушится мир. Сотни молний разламывали небо, небо озарялось самыми зловещими цветами, деревья не выдерживали напора и падали, как сломанные спички. Дома стояли, таращась на весь этот ужас мёртвыми чёрными окнами.
Всё казалось таким мелким, беспомощным и несущественным. И совсем не важно, погибнет этот мир или нет.
Я рассказал Марине о своих фантазиях – о том, что мы были семьёй, и у нас была дочка, такая же красивая, как мама, даже ещё красивее, и мы жили в доме с большими окнами, стоящем на лесной поляне. Она смеялась над моими словами и призналась, что вообще не замечала меня и никогда не мечтала о встрече со мной. И мы опять пили и занимались любовью под какофонию конца света, который особо и не торопился наступать.
– Тебе страшно? – спросил я.
– Не знаю. Наверное, уже нет, – она поцеловала меня в щёку. – Мне хорошо.
Она положила голову мне на плечо и уснула. А я лежал, тупо уставившись в потолок и пытаясь разобраться в чувствах. И так и не понял, страшно мне или хорошо. И потом уснул.
Дары Богов
Император Всея Галактики и Прилегающих Территорий, Мудрый и Непревзойдённый, Великий Упс нежился после утренней реинкарнации в потоках мю и ню излучений, когда в его ауру ворвался голос Тайного Советника Хитроумного Гра.
– Приношу массу извинений, о, Мудрый и Великий Император, – голос заискивающе извивался, – но дело, не терпящее отлагательства…очень срочное дело, галактической важности.
– Как всегда не вовремя, – вздохнул Император и вышел из эфира, недовольно посмотрел на посетителя и указал ему на стул. Сам сел на трон, надел корону, окутав себя облаком серьёзности и сосредоточенности.
-Знаю, знаю…не вовремя…да. А что сейчас вовремя? Такие времена настали, не то, что раньше…
– Ну, что случилось, Хитроумный Гра?
– Плохие новости, о, Непревзойдённый, очень плохие…кто бы мог подумать…даже предположить не могли, что такое когда-нибудь…в общем, вернулась ревизионная комиссия с планеты Пук…это на самом краю, на границе, на хвосте завитка…периферия, знаете ли. Кто бы мог подумать. Хотя, все неприятности приходят из мест отдалённых… там контроль ослаблен. Что там контролировать, в такой глуши? – думают беспечные. А оттуда всё и ползёт… вся грязь, всё зло лезет. И вот, опять… недосмотрели, упустили, прозевали.
– Ближе к делу! – Император не любил неприятностей и предпочитал поскорее вернуть стабильность и покой.
– Да, да, конечно… Ближе к делу. Куда же ещё ближе? Мы покинули эту планету, даже не оставили наблюдателей. Наши интересы там закончились, что нужно было – получили, и всё…что там делать? Базы свернули, порты заморозили… ничто не предвещало… Местное население – дикари, уровень интеллекта – Зы, степень цивилизации – Орн, низшая форма разума. Подстраховались, конечно. Заразили их религией, самой примитивной – думали, что законсервировали надолго. А тут прилетают ревизоры, и что бы вы думали? Это просто невозможно!
Тайный Советник говорил тихо, постоянно оглядываясь, будто кто-то мог подслушать. Его голос просто льнул к Императору.
– Я устал от твоей трепотни. Или говори, или уходи, – рявкнул Великий Упс.
– Я говорю… говорю… разве я молчу? Я говорю… обстановка такая – эти Пук-аборигены открыли законы гравитации. И антигравитации. Это катастрофа.
Аура Императора заиграла всеми цветами радуги. Молния прошла от верхней макушки к нижней, осветив ослепительным блеском тронный зал. Великий Упс еле сдержался, чтобы не рассеяться от ярости и удивления.
– Это как?! Как это так?! Что значит, открыли? С уровнем интеллекта Зы они даже банку маринованных тампристинов открыть не смогут! А ты говоришь – гравитацию!
– Не знаю…не знаю…понятия не имею, как… Конечно, случайно… да, случайно, не иначе. Иначе, как бы они открыли? Иначе – никак. Ничего бы у них не получилось с уровнем Зы. Тут вы правы, о, Могучий и Справедливый. Закон случайностей и вероятностей сработал. Как говорят – раз в году и назорг купается. Но, тоже поймите… мы тоже не принимали мер… прямо у них на глазах строили взлётные полосы, телепорты, торсинные передатчики…прямо на виду. Блоки каменные дуновением ветерка у нас летали, куда надо и становились, куда надо. А они всё видели…мы же у всех на виду… да. А они тоже ведь не дураки…нет…совсем не дураки…хоть и Зы. Это вам не те, разумные капли на планете Грук. Они миллиарды лет будут каплями быть в своих кислотных болотах, и что с ними сделается? Им хорошо, и нам хорошо…они нас не трогают, а мы их. А эти всё копошатся, копошатся…всё ковыряются…корешки выковыривают, флору и фауну уничтожают. Всё едят что-то, жуют и жуют… вот и дожевались… Посмотрели, как мы строимся и тоже пробовать начали… наверное…вот, и допробовались. А, может, случайно получилось.
– Насколько далеко зашло?
– Нет, нет, не далеко. Единичные случаи. Но вы же знаете, если найдут закономерность – считай пропало. Оглянуться не успеем, как они уже будут летать по всей галактике, как семена прукстина. И заражать, заражать… расселяться везде… а кто им запретит?
– Плохи дела! – Император задумался, нервно шевеля ложноножками. – А что, если их того… ну, того…раз и всё…и никаких проблем?
– Нет, нет, нельзя, – зашептал Гра. – Вы что? Конвенция, всякое такое, запрет на истребление. Зелёные нас сожрут. Нельзя!
– А если астероид случайно изменит траекторию, а?
– Нет, нет…а если узнают? А ведь узнают же…слухи пойдут, кто-то да проболтается. А не проболтается, так догадается. Что тогда? Верховный совет Императоров нас в такие тиски зажмёт… нет, ни в коем случае.
– И что делать? Делать что? Мы не должны допустить.
– На данном этапе никакой опасности нет… пока они догадаются… сейчас большее, что они умеют – полетать низенько-низенько, ну, или поднять небольшой груз. Но запускать нельзя… ни в коем случае. Нельзя, да.
– И?
– И. И вот. Вот – решение проблемы!
В воздухе возник полупрозрачный клубок, он стал всё больше сгущаться и приобретать форму. И вот на пол упал диск, нанизанный на короткую ось.
– Вот! – гордо произнёс Советник. – Изобретение наших умельцев из Лаборатории Гуманитарной Помощи.
– Что это за? – спросил Император с непониманием.
– Колесо! Назвали его так – ко-ле-со!
– И?
– И. Просто «колесо»! Оно полностью отобьёт у Пук-аборигенов заниматься развитием изучения и использования прикладной гравитации.
– Да? И каким это образом?
– Всё очень просто. Для чего им это нужно? Для перемещения и перевозки грузов. Так вот – колесо проще, удобнее и доступно каждому. Мы-то знаем преимущества использования антигравитации. А для них это очень сложно, энергоёмко. Пока они не узнают основные секреты технологии. А они узнают… я говорил же – ковыряют всё…всё им неймётся. Но колесо всё изменит. Они сразу забросят эту антигравитационную ересь и соорудят себе всякие телеги, тачки, кареты, автобусы и паровозы. Им хорошо, и нам хорошо. Колесо навсегда отбросит их назад. Они станут мыслить, развиваться, строить, решать проблемы, используя идею колеса. На том и загрузнут. В их гены на века врастёт это изобретение. Они не смогут мыслить иначе. Из прогресс пойдёт по тупиковой ветке и навсегда уведёт от полётов по галактике. На колесе далеко не улетишь, а иначе они мыслить не смогут.
– Хм, Советник, вы уверены?
– Конечно! Рождённый ездить летать не сможет. Религия, которую мы им подсунули…она как-бы слишком гуманитарна, и когда-нибудь перестанет играть важную роль. На определённом уровне развития они поймут, что пора отказаться от сказок. Мы, конечно, будем апгрейдить и её, подгоняя под меняющиеся реалии, но это не сможет продолжаться вечно. Да и кроме как помолиться, принести жертву и поцеловать конечность жрецу, у них масса других забот, и им придётся с ними справляться. А тут – хоп, вот оно – колесо! Но это ещё не всё! Мы подготовили для них целый пакет для подстраховки. Контрольный и не один. Аналитический отдел просчитал, что если всё пойдёт по плану, они себя сами уничтожат.
– Интересненько, что вы там им подготовили.
– Пожалуйста – хит! Математика!
– Это что за?
– Мышление цифрами. Эта бомба хуже колеса. Сложно объяснить, да оно вам и не нужно. Счёт, цифры, умножение, вычитание и прочие синусы уведут их совсем уже далеко от правильного пути. Весь последующий процесс развития пойдёт с использованием математики. Совершенно ненужная наука, даже вредоносная. Там, где просто нужно взять и полететь, они будут считать, считать, считать, вычислять…внешне это будет казаться удобным и просто необходимым, но вгонит прогресс в материальную сферу, что есть полный тупик. Дальше – медицина.
Гра извлёк прямо из воздуха несколько пузырьков.
– Что за?
– Пока это отвары из растений, произрастающих на Пуке. Вот это…это лечит от боли…это…это заживляет раны…это спасает от поноса…это…в общем, от каждого недуга будет лекарство. Пока в такой доступной форме. Потом лечение станет целой наукой. И они забудут, что могут лечить себя сами одним только усилием воли. А потом, мы надеемся, они вообще потеряют способность жить вечно. И начнут умирать. То есть, то, что должно их лечить, будет их убивать. Они потеряют способность самовосстанавливаться. Легче выпить отвар, и снять симптомы, чем лечить себя своей волей. Ведь для этого им приходится соблюдать диету, делать всякие упражнения, выдерживать режим. А тут – бульк…и ничего не болит.
– Очень интересно, ещё что-то?
– Электричество! Совершенно тупой вид энергии. Познав его, они уже никогда не узнают, что её можно черпать из всего, если нужно. А тем более, не узнают, что в идеале – вообще не использовать никакую энергию. Что она просто не нужна для существования. Лишние хлопоты.
– Конечно! Деньги! Мы назвали их так… деньги…да! Величайший стимул для прогресса. Он прогресса, идущего по неверному пути! Деньги уведут их быстро и далеко от развилки истин. Соревновательство, потребительство, материальные ценности, накопительство, алчность, азарт. Раскол в обществе, войны! Они станут жить ради денег. Деньги нужны им будут каждый день, много или чтобы прожить день. Но они будут думать о них, а не о дао. Ради денег с помощью матеметики они сотрут себя в лица планеты. Это будет долгий путь. Но конец один – конец! А чтобы у них совсем не было времени скучать и хотеть вернуться к истине – вот ещё…спорт, искусство, интернет, телевидение. Это будет позже…намного позже, но будет обязательно. Тысяча и одно удовольствие. И они будут бултыхаться в этих удовольствиях, как экскременты в пробитом льду.
Тайный Советник с шёпота перешёл почти на восторженный крик. Он порхал по залу, извлекая из ниоткуда и бросая на пол мячи, скрипки, книги, шахматы, сборники кроссвордов, помады, бутылки, шприцы, мониторы, телевизоры…
– Это всё – итог работы наших аналитиков. Вот к этому придут аборигены…вот к этому. К этим смешным ненужным вещичкам, которые заменят им счастье, гармонию, бесконечность и любовь. Ради этого они покончат с собой. Раз и навсегда! И не нужен никакой астероид.
– Что ж, мой дорогой Советник. Если это сработает, это будет самая великолепная диверсия за всю историю Галактики. Если сработает.
– Даже не сомневайтесь. Экспедиция уже ждёт сигнала для отправки. Я лично проконтролирую. Вылетаем прямо сейчас. Позвольте откланяться. Пожелайте мне удачи!
– Желаю.
Гра взлетел, просочился сквозь эргопотолок, превратившись в маленькую зелёную точку. К нему тут же присоединились ещё множество таких же точек, и они устремились в розовую бездну космоса.
Император довольно хрюкнул и задремал в кресле. Перед сном он успел подумать, что неплохо бы ещё заняться и разумными каплями с планеты Грук. На всякий случай.
Удовлетворитель спроса
– У меня дома не курят.
– Даже после такого перепихона? – Она снова легла в кровать и укуталась в простынь.
– Особенно после… Не переношу табачный дым.
– Может, сделаешь исключение? Или можно на балконе?
– Прости. Придётся потерпеть. Правило – есть правило.
– Ты просто бука.
Я поцеловал её в щёку и стал натягивать брюки.
– Мне нужно уйти. Еда в холодильнике. Кофе в верхнем шкафчике. Халат и полотенце в ванной. Пульт от телевизора – вот. Больше ничего не трогай, ладно? Я ненадолго.
– Я буду скучать.
Мы познакомились четыре часа назад в клубе. Она вынырнула из цветного, мелькающего табачного облака, и потащила танцевать. Я не сопротивлялся. От неё пахло ванилью и цветами, волосы щекотали моё лицо, и я поцеловал её, долго и жадно, сожрав всю помаду. Плевать на музыку: мы просто стояли и целовались. Она сняла меня, как дешёвую шлюху, но разве я был против? Нисколько.
Дальше всё завертелось – такси, моя квартира, срываемая и разбрасываемая одежда, секс в душе, в коридоре, в кровати. Я тонул в ванили и цветах.
Но вот я вынырнул, чтобы набрать воздуха в онемевшие лёгкие. Калейдоскоп остановился, цветные стекляшки замерли, прекратив кружить голову безумными узорами.
Она лежала, такая сытая и уютная, как кошка, и я не знал её имени.
– Возьми зонт, – сказала она. – Я буду ждать.
В окно царапался дождь.
Она даже не спросила, куда я ухожу почти в час ночи.
Зонт я не взял – надел куртку с капюшоном. Идти недалеко – в соседний дом. Они должны быть там. Тем более, в такую погоду.
Дождь моросил, скупой и мелкий. Во всём доме свет горел только в моих окнах, бросая жёлтый лоскут на дрожащую лужу. Интересно, что сейчас делает эта безымянная девица? Нежится в постели, пьёт кофе или шарит в поиске денег?
В темноте я уже не разбирал дорогу и один туфель всё-таки зачерпнул воды. Но это мелочи. Зайдя в подъезд, я замер, как легавая, прислушиваясь к немому дыханию спящего дома. И услышал их. Шёпот, топтание, сдавленный смешок – набор мелких, несущественных звуков, которые в полной тишине набирают силу и бьются о стены, изрисованные безграмотными граффити, отражаются от ступенек, дрожат в грязных стёклах и наполняют собой всё пространство. В шуме дня такие звуки вообще не существуют, и оживают только в ночной пустоте.
Они где-то между шестым и восьмым этажами. Пару минут привыкаю к темноте. В кармане лежит фонарик, но боюсь спугнуть их, и иду наощупь, стараясь ступать как можно тише.
Их трое. Один сидит на лестнице, опустив голову к коленям, свернувшийся в позу эмбриона. Он слегка раскачивается и что-то скулит под нос. Включаю фонарь и направляю на одного, вырывая из тьмы худое бледное лицо с какой-то язвой на щеке. Оно замирает в ослеплённом недоумении. Третья тень срывается с места и мчится вверх по лестнице. Пусть. Слышу, как он стучит по кнопке вызова лифта, но безрезультатно. Такие уроды, как он, давно сняли мотор и на вырученные деньги купили себе ширку. Так что – куда он денется?
Лицо в пятне света приходит в себя и оживает:
– Ты чё, чувак? Убери прожектор, да?
Парню лет восемнадцать-двадцать, хотя, сложно разобрать возраст наркомана. Одни в двадцать выглядят на пятьдесят, другие – в пятьдесят на двадцать. Но он одет в какое-то молодёжное дерьмо. На голове шапочка-гондон с вышитым листом конопли. Жидкая щетина, серьга в ухе.
– Прости, – говорю я и опускаю фонарь. Луч падает на пустые сигаретные пачки, окурки, разбросанные шприцы. Это логово, это их нора. И всем наплевать. Те, кто живёт здесь, запираются на десятки замков, отрезая свой тихий мир.
Парень переминается с ноги на ногу, руки живут своей жизнью, как две вялые змеи.
– Чё надо? – в голосе дрожь. Он боится и нервничает. Опасный коктейль. Можно ждать, чего угодно. Делаю шаг назад.
– Ничего, – отвечаю я. – Поговорить.
– Ты мусор? – голос повышается. Главное, чтобы он не зашёлся в истерике и не начал вопить на весь дом. Я прикладываю палец к губам – тише.
– Нет, я не мусор.
– Тогда… – он посылает меня сплошным матом. Он думает, что страшнее мента только два мента.
– Мне просто поговорить.
– Ты, поцек, вихнулся?– парень расслабляется и пытается занять верх, он уже не чувствует опасности. Он теряет нюх. – Давай, вали отсюда, пока ходули целые.
– Что с ним? – киваю на эмбриона.
– Тебе чё? Сидит пацан и сидит себе…Чё надо?
– Что же вы делаете, ребята? Вы же убиваете себя. Вы же совсем молодые.
Парень криво улыбается.
– Слышь, ты, гной, только давай без выводов и моралей. Всё – поговорили, пока.
– Вы же не жильцы. Зачем вам это?
– Тебе-то что?
Парень пританцовывает, он скоро сорвётся и попытается меня ударить. Они все срываются.
– Давай поговорим.
– Дядя, сдрысни на хер. Не о чем нам…
Он не успевает договорить – я бью его в солнечное сплетение, и он сгибается пополам, подавившись недосказанными словами. Пытается набрать в лёгкие воздух. Я хватаю его за воротник и усаживаю на ступеньку рядом с его невменяемым товарищем.
– Знаешь, где твой сосед по ступеньке? Он уже умер. На время. Это называется деперсонализация. Его здесь нет. Только тушка. А он мёртв. Откуда такая тяга к смерти?
Он не отвечает. Для слов не хватает воздуха.
– Ты тоже почти мертвец. Эндофрины разрушают твой мозг, уксусный альдегид сжирает твою печень, иммунитет падает до нуля. Любая срань тебя может убить. Что это у тебя на щеке? Что? Ты уже гниёшь. Тебе не жаль себя? Если честно, мне наплевать на твою жизнь, но почему тебе наплевать? Я просто хочу знать. Это всё, что мне нужно. Это всё, о чём я хотел поговорить. Неужели ты не хочешь жить? Жизнь – миг полёта из одной дыры в другую. Из одной пустоты в другую. Этот миг – подарок тебе. Щедрейший подарок, а ты с ним вот так…
– Что тебе нужно? – сипит он, глядя на меня исподлобья.
– Хочу тебе кое-что предложить.
– Что?
– Сначала ответь – тебе действительно наплевать на свою жизнь? Наплевать, или нет? Можешь встать?
Парень хватается за перила и встаёт. Прислоняется к стене, всё ещё прижимая руку к груди.
– Ты кто? – спрашивает он.
– Я? Я – что-то типа Санта-Клауса. Я исполняю желания. Только нужно очень захотеть. Кто-то сказал – я всего-лишь удовлетворяю спрос. Люди боятся своих желаний, или стесняются их.
– Ты о чём? Что ты несёшь?
– Не важно. Представь, что будет, если печень поместить в кислоту. Она расползётся, как сопля, она превратится в изъеденную губку. Это так. Представь,что это твоя печень.
– Иди в жопу. Тебе что от моей печени? Моя печень – что хочу, то и делаю. Может, я хочу себе губку! Не твоё дело!
Нож уже у меня в руке. Выкидушка с широким лезвием, на котором есть даже кровосток и зазубрины. Нажимаю на накладку – глухо щёлкают пружина и фиксатор. И сразу же бью в бок, туда, где разъеденная кислотами печень. Бью ещё, и ещё, чтоб наверняка. Парень смотрит удивлёнными глазами, ещё не понимая, что происходит.
– Давай, присядь, – тяну его за рукав и он оседает на ступеньки, кровь льётся на его брюки и на туфли. – Ты же этого хотел? Ты же хотел, чтобы твоя печень превратилась в говно? Ты же хотел умереть? Так что, считай это подарком. Удовлетворением спроса. Как ты думаешь, твой товарищ не против будет такого сюрприза? Что ты молчишь? Ты даже спасибо не скажешь?
Он ничего не говорит. Он завалился на спину и смотрит в чёрную пустоту ночи, грея ладони в крови.
– Ну, что, дружок? – обращаюсь ко второму, который так и не пришёл в себя и витает где-то в чужих мирах, бросив на произвол судьбы беспомощное тело. Пусть витает, ему больше не куда будет возвращаться. Загоняю нож в шею. Тело оживает на минуту, чтобы слить чёрную, ненужную кровь. Это мне уже не интересно.
– Эй, парень, – говорю третьему сбежавшему. Знаю – мне не нужно кричать, он всё прекрасно услышит, – я хочу с тобой поговорить. Мне подняться, или ты ко мне спустишься? Ну, ладно, я сейчас поднимусь.
Только бы он не стал орать.
Ананасная мечта
Ананас был тождественен приключенческим романам, которые так любил Женя. Жюль Верн, Майн Рид, Стивенсон. Далёкие страны, горы, утопающие в облаках, бушующие моря, непроходимые смачно-зелёные джунгли, полные опасных тварей и диких аборигенов. Можно было почитать, даже посмотреть кино, но попробовать на вкус романтику путешествий позволяла лишь фантазия. И от этого томила бесполезная тихая тоска по несбыточным мечтам. Другое дело, если бы ананасов вообще не существовало, было бы намного легче, а так – сама мысль о том, что какие-то голозадые туземцы обжираются этими плодами, как мы макаронами, возмущала и требовала справедливости. И где-то была густая тень джунглей, истерические вопли попугаев, жёлтые воды Амазонки, в которых злобные пираньи пожирали ужасных крокодилов, пятнистые орхидеи и бабочки размером с крупную ворону, восьмиметровые анаконды и папуасы в боевой раскраске. И ананасы.
На фоне бакинских грязных улиц, мелкого скучного моря, каспийских дюн и уродливых нефтяных вышек, постоянных ветров, швыряющих в лицо горсти песка и пыли, выбеленного пустого неба тот мир казался ещё отдаленнее и нереальнее, и его существование было ещё обиднее. В принципе, если задаться целью, то вполне возможно побывать в далёких краях, повидать мир и объесться экзотических фруктов. Но это в принципе. А в реальности пацану из простой небогатой семьи такая перспектива вряд ли светила. И Женя это понимал, и смирился, и убедил себя, что вполне достаточно впечатлений от прочитанных книг и картинок, на которых изображён странный, похожий на пузатую пальму, загадочный и недосягаемый плод. Лучше, чем ничего.
Конечно, ананас не был идеей фикс. Кроме него много вещей тревожили воображение своей недоступностью. Например, джинсы, которые стоили три маминых зарплаты, и даже за эти деньги попробуй достань их. Или цветной телевизор, когда у них даже чёрно-белого не было. Или девчонка с соседней улицы, которая никак не реагировала на его попытки обратить на себя внимание. Где-то в другой плоскости, в иной реальности, в восьмом измерении, видимое, но зуб не ймёт.
Однажды Женя прикоснулся к своей мечте. Чудо почти свершилось. Кто-то принёс матери банку консервированных ананасов. Жуткий дефицит, доступный только элите и всяким прохиндеям. Мальчик в это время гостил у тётки, и его дожидаться не стали, банку открыли, содержимое поделили честно и Жене оставили. Но младшая сестра понемногу крала из банки, совсем по чуть-чуть, откусывала по маленькому кусочку, чтобы незаметно было. И когда Женя вернулся домой, мать небрежно бросила: «Там мы тебе ананас оставили. Возьми, если хочешь». Так сказала, будто «пойди, воды попей» или «эка невидаль – ананас». Женя бросился к холодильнику, схватил зелёную консервную банку, отогнул прикрытую крышку и увидел на дне совсем маленький кусочек, величиной с фалангу пальца, плавающий в десяти граммах сока. Сестричка подточила почти всё. Но это было не важно. Главное, что можно ощутить вкус и запах, попробовать на зуб. Ожидания себя оправдали. Именно таким и должен был быть вкус у этого плода, выращенного под палящим тропическим солнцем в далёкой прекрасной стране. Но эта капля растаяла, оставив запомнившийся на всю жизнь вкусовой фантом.
философское
-
кошка фрося до буддизма была в религии невест. это ее страшно выматывало. борьба за фигуру и изможденный вид, плюс все время надо было хотеть замуж и курлыкать по ночам. теперь фросе пофиг. буддистам ведь как? лишь бы кормили. теперь у фроси свой небольшой сад камней в котором она медитирует. сначала раскапывает, потом закапывает. потом приходит – нет сада. непродвинутые люди стерли с лица горшка.
про девишники
Юмор в отношении политики
Уже очень долгое время на телевидении и в кино высмеиваются проблемы нашей страны с точки зрения –« Они пришли к власти, но так и не выполнили, ни одного обещания»,- но ведь все дело в том, что нам господа, просто хочется думать, что мы умнее их. В среднем каждый второй насмехается над правительством, не имея не малейшего представления об устоях в его стране. К примеру, вы знаете, сколько высших образований у советников президента?
Донецкие дороги
Ни для кого не секрет что в Донецке и в Донецком регионе строят новые и расширяют старые дороги. Например, в Киевском районе проводятся работы по расширению одного из участков улицы Павла Поповича. Мало того что стройка движется как черепаха, но и приносит огромные неудобства жителям близлежащих домов.
Бабушки делают внуков счастливей, а внуки им продлевают жизнь.
Мама для малыша самый важный человек, это аксиома. Но участие в его жизни других близких людей может оказаться весомее, чем на первый взгляд. И бабушки здесь вне конкуренции. Британские ученые, в течение полувека проводившие исследования в деревнях Гамбии, пришли к неожиданному выводу. Изучая жизнь аборигенов в стране, считающейся одной из самых экономически слаборазвитых в Африке, они установили прямую связь между шансами крошечного малыша выжить в суровых условиях, и его близости к бабушке по материнской линии.
При использовании материалов данного сайта активная ссылка на ресурс обязательна